Написано в ночь перед Поединком (+) (Думал не посылать, но что-то подсказывает: надо. "Может быть, это только напоминание. Знать бы, о чём..." (с) Н.Светлов. А главное - кому. Себе, наверное, как ни банально звучит...) . "Красная стрела", как всегда, запаздывала часа на полтора. Именно в этот отрезок времени Наташа особенно нервничала, поглядывая то на часы с расплывающимися стрелками, то в окно, за которым тягуче ползли бесформенные пятна, не складываясь в осмысленную картину и лишь напрягая зрительный нерв монотонным чередованием черных, зеленых и серых раздражителей. Нервничала, конечно, не без оснований: если ее еще не "пасут" в поезде, то с каждой минутой задержки шансы быть "радушно встреченной" на вокзале неукоснительно возрастают. А с другой стороны, что реально изменится в случае столь маловероятного успеха? Зато совершенно ясно, что предприняв эту спонтанную поездку, она уже гарантированно ухудшила свое положение, и отсрочки теперь ждать не приходится... Издерганная за последние два дня до полного отчаяния, Наталья утратила всякое ощущение реальности и руководствовалась исключительно импульсами; места для трезвого анализа не оставалось совсем - да он бы, собственно, только усилил сгустившуюся безнадежность... Ожидание сменилось чувством полного опустошения, когда она, наконец, оказалась под сводом Московского вокзала, гнетущего не столько своей кубатурой, сколько значительно скрадывающей ее гигантской, вопиюще непропорциональной и принципиально не вписывающейся ни в какой интерьер, статуей Императора работы Церетели - точной копии той, которая провожала ее на Ленинградском вокзале в Москве, подчеркивая символическую перекличку вокзалов-близнецов - преемственность эпох российской истории и геополитическую целостность Свободного Союза. Возле этих стоп, лишь слегка приподнятых над невообразимо грязным полом, Наташа впервые ощутила во всей полноте безмерность своего одиночества в этой стране и во всей Вселенной. Думала ли когда-нибудь она, с тринадцати лет, как затравленный зверёк, волоча бремя неожиданно обрушившейся и совершенно не нужной ей славы, долгие годы находясь под прицелом всеобщего внимания, что самым мучительным испытанием в ее жизни станет затерянность, отсутствие какой бы то ни было поддержки? Окажись рядом плечо, на которое можно было бы опереться - и межпланетная хроновойна, в которую она вступила, уже не казалась бы ей таким безнадежным занятием. Станция метро "Площадь Восстания" - "Маяковская" еще не восстановлена после взрыва четырехлетней давности. На бурлящей гигантской лужей площади вокруг обелиска, с которого куда-то исчезла звезда Города-героя, базировались БТРы. Перепачканные с ног до головы весенней грязью солдаты, громко матерясь, сворачивали заграждения - похоже, техника вновь переводилась в режим постоянной боевой готовности (что-то промелькнуло во вчерашних новостях о выступлениях лютеранских экстремистов). Ротонду наземного вестибюля станции со всех сторон облепили нештукатуренные кирпичные пристройки; впрочем, судя по скоплению бойцов возле входа, караулка (казарма?) простиралась и вглубь. Наташе, конечно, надо было идти на "Владимирскую", куда и повалил основной поток пассажиров, но голова совершенно не соображала. Её вообще понесло сперва в сторону Невы; потом развернулась и зашагала вверх по Невскому, к "Гостиному Двору". Как эти ее маневры в сочетании с блуждающим взглядом и дорогим, хотя и изрядно заляпанным плащом не вызвали интереса снующих на каждом шагу совместных патрулей внутренних войск, Гражданской безопасности и дружинников Черной Сотни (милиции как таковой в Питере и других городах приграничного пояса не было), которые просто обязаны были проверить у столь резко выделяющейся из толпы особы прописку или командировочное удостоверение - неизвестно. Наверное, общаясь с Алисой, заразилась ее "ничегонеслучаемостью"... только вот как надолго? А город, в котором уличные бои в свое время не достигли и половины московских масштабов, не спешил изглаживать их следы. Центральная его артерия то и дело резала глаз если не руинами, так свежими заплатами. Наташа даже задержалась возле дома с кариатидами, за которыми некогда располагался продовольственный магазин. На чудом уцелевших стеклах - обрывки "подрывной" рекламы из _той_ эпохи; сквозь них и выбитые фанерные листы, сквозь штабеля мешков с песком в витринах, зияла бездна, осязаемая тьма, уходящая, казалось, в бесконечность. И выщербленные выстрелами, изувеченные лица кариатид... она реально, до физической боли ощутила себя стоящей в их ряду. А разве можно адекватно измерить легшую на нее тяжесть? Правда, этот дом был скорее исключением, чем правилом, и в целом Невский производил куда менее тягостное впечатление. Разве что полуразрушенный пенек Думской башни, закованный в леса, и покореженный остов шишака с глобусом над зингеровским монстром, нависая над его перспективой, задавали минорную тональность всей картине. И все-таки даже в своей депрессии Наташа, впервые оказавшаяся в послевоенном Петербурге, не могла не зафиксировать катастрофического распада всей трехсотлетней ауры города на Неве. Что камни? носители традиции - люди... А с людьми, как и везде, но в более широких масштабах: кто выехал, кого депортировали. Питер был наполнен переселенцами, говорил языками самых разных уголков российской провинции, и эта мешанина всячески сказывалась на его внешнем облике. Сам дух провинциальности был даже сильнее, чем в целом по стране - провинция-то все-таки оставалась гомогенной. А здесь на многочисленных транспарантах, маскирующих выбоины в фасадах домов, почвеннические и коммунистические лозунги были представлены практически равномерно - почти как в сателлитах, где последние все-таки доминировали. Хотя, казалось бы, заколоченное окно в Европу, добиваемая в судорогах Ингрия должны были бы подвергаться массированной зомбирующей атаке первых... Очевидно, противодействие все еще оставалось сильным. Это вам не миелофоновско-гибовское братство, самоликвидировавшееся моментально и почти без боя. Сердце вновь - в который раз за последние дни! - защемило от горьких упреков. В самом-то деле... ведь тогда даже связь между разгромленными серверами и вспыхнувшей по стране волной выступлений уловили далеко не все. А то, что истинной целью ФСБ была не Мошковка и не "Русская фантастика", а "Миелофон", ей самой за все годы и в голову не пришло. Разве у кого-то были основания подозревать, что он подвергается опасности именно в связи с _этим_ кругом друзей и знакомых? Как же случилось, что все связи обрубило так резко и основательно? Все эти велеречивые комплименты, все эти бесконечные признания в любви, банальность и однообразие которых, как ей казалось, перевешивались искренностью и неподдельностью чувств... пусть наивных и до пошлости инфантильных чувств впавших в детство тридцатилетних мужиков - в конце концов, бегство в прошлое в то кризисное, а с сегодняшней дистанции такое трогательно-романтическое десятилетие, для многих было единственным способом релаксации. Она и старалась играть роль заботливой мамы для этих больших детей, давно обзаведшихся своими... Тогда верилось, что им это нужно. "Твои рыцари стали дельцами", - настойчиво и вроде бы совсем не по теме крутилась в голове всплывшая в памяти еще на вокзале, под нависшим серой глыбой колоссом, строка давно позабытой песни (в свое время довелось приложить немало усилий, чтобы ее забыть). Серьезное обвинение... и слишком многим надо обладать, чтобы иметь моральное право его высказать - иначе бумеранг, как и случилось... ладно, дело давнее, переболевшее и прощенное... А в принципе-то? Пускай одни остались за железобетонным занавесом, другие за него перетекли, о судьбе третьих страшно и задумываться... Но ведь не может быть, чтобы не оставалось четвертых. Пусть не лучшие, пусть не "костяк" - всё равно... Молчат... "по углам, по щелям разбежалися". Уж она-то как раз оставалась на виду, но никто с ней и не пытался связаться; она - пыталась, находила... всегда одно и то же: усталость, равнодушие, страх - и полная неинформированность об остальных. И сами вновь растворялись без следа в том водовороте, откуда она так некстати их выдернула. Потому и оставила такие попытки; и этот адрес, который всплыл полгода назад во время последней встречи со словами "Не знаю, кажется, он там", был теперь даже не слабой ниточкой надежды, а так, паутинкой, за которую надо дернуть ради приличия, хотя и знаешь, что она оборвется. Телефон и е-мэйл она выяснила еще в Москве, но звонить оттуда было бы крайне неосмотрительно, а сейчас - просто бессмысленно. Пускай паутинка потрепещется на ветру еще час, создавая иллюзию возможного выхода. . Но она действительно застала его по этому адресу! - ...Вот и всё. Можешь считать это фантастикой, бредом обезумевшей женщины. "В это трудно поверить"... - Я верю, Наташа, верю. Но что мы можем предпринять? - Не знаю. Я ничего не знаю! Я просто сломалась. Влад... Светоч... сделай хоть что-нибудь! Мне легче уже оттого, что кто-то рядом, что есть кому это всё рассказать. Ведь должен быть какой-то выход! А если и нет - все равно надо бороться до последнего. Не до последнего шанса, а до последнего вздоха. Просто у меня _уже_ нет сил бороться одной. Ты ведь понимаешь, что я сейчас - разъяренная волчица, которая будет бросаться на любое препятствие ради спасения Алеськи... и Алисы. Веришь ли, Влад, они мне теперь _одинаково_ дороги... Она ругала себя за неожиданное косноязычие. Еще в поезде, практически не веря, что эта встреча состоится, она в тягостном ожидании, почти выпав из окружающей реальности, обдумывала, что будет говорить, подбирала аргументы... всё расползлось... Заглянула прямо в глаза - и, не выдержав тяжести его внимательного, пристального и вопрошающего взгляда, разрыдалась на его груди. Он смущенно гладил ее по необычайно мягким пепельным волосам, пытался найти какие-то теплые слова в утешение, гасил в себе соблазн коснуться губами ее макушки... Конечно, он поверил каждому её слову - и с первых же минут... да ведь она просто напомнила то, что с детства было ему отлично известно. Знаете как бывает, когда из-под завала полуистлевших прожитых лет, спрессованных под собственной тяжестью, молниеносно, разрывая их затхлую серость, пробивается ярким лучом воспоминание. И всё. Вся казавшаяся незыблемой иерархия твоих ценностей, мотивов, приоритетов, как в калейдоскопе, встряхнута и выстроена в новом, совершенно неожиданном порядке. Перекодирована до неузнаваемости, подчиненная упрямому замыслу. И никуда не уйти от этого нового, то бишь, недостаточно хорошо забытого старого мифа, в свете которого детерминируются и корректируются все твои поступки. От себя, иными словами. Реальность Алисы не стала для него шоком. Разве могло удивить то, в чём тогда, на "Миелофоне", он не усомнился бы ни на мгновение - он, Светоч Орков, Поэт и эпатирующий паладин Алисы? Не под знаменем ли неколебимой уверенности в ее существовании проводились все его шумные акции - от пикировок с Серегой Rhinoceros'ом ("война гигантов") до суда над "псевдоличностью", с которого-то всё и завертелось?... Не стал шоком и факт появления ее в его времени. Ему было просто не до Алисы. Не говоря уж о стране, планете и даже Галактике. Сейчас он отчетливо понимал, что на протяжении всей своей жизни по-настоящему любил только ее - эту девочку, девушку, женщину, доверчиво уткнувшуюся лицом ему в грудь. Она сама когда- то запустила в обиход этот лукавый термин "алисомания", спрятавшись за спину той, чьей тенью ей довелось быть лучшие годы жизни, в соперничестве и борьбе с которой за собственное "я", не известных никому, кроме самой, проходило ее самоутверждение (и которая теперь вновь вошла в ее жизнь - не супергероем, а ребенком, нуждающимся в защите и поддержке). Ничего удивительного, что поклонники сами зачастую не могли разобраться, чьи они "маны" и кто их кумир. Но когда четвертый десяток перевалил за середину, пора бы уж начать разбираться... Да нет, он, конечно, расшибется в лепешку, чтобы помочь всем трём. И всему человечеству тоже. Только расшибиться дело нехитрое, было б обо что... С чего начать? кого искать? У него, как и у Наташи, были обрублены все концы. Вот, Хурамшин, кажется, в Союзе... а у кого можно узнать его адрес? Ничего, главное найти людей - а там уже прогрессия... "вместе всегда лучше"... Тонкая и беспомощная ветка, едва оперившаяся зеленью пробитых почек, отчаянно колыхалась за окном, точно пыталась отогнать пробирающееся в квартиру уныние петербургского апрельского вечера. Наталья почти успокоилась. Сидела, закусив губу, смотрела вдаль; из глубины давно потускневшего взгляда, рассеивая сумерки и, казалось, наполняя затянувшуюся неловкую тишину беззвучной мелодией, разгоралась та самая небесно-лазурная искра, не оставлявшая во время оно равнодушными никого из их одногодков, хотя и по-разному. Теперь это была искра воспрянувшей надежды. Удача слишком невероятная, чтобы в нее поверить, чтобы выпрямиться, ощутив вдруг, что бремени, вдавливавшего тебя в землю несколько невообразимо долгих дней, больше нет. Вернее, почти нет - оно разделено! За минуты этой тихой радости стоило испытать все удары и щелчки, которыми была полна ее не самая обычная биография. - Наташа, куда ты на ночь глядя? Оставайся - для тебя у нас всегда найдется место. - Не могу - у меня обратный билет. Я должна быть ближе к девочкам. Хотя, конечно, нет никакой гарантии, что они еще в Москве... и вообще на Земле... . Эйфория ушла вместе с Наташей. Остались вопросы, ведущие в тупик в конце коридора, к кирпичной стене, которая ни разу не отодвигалась, зато почему-то вся испещрена следами от пуль и липкими пятнами густой, не высыхающей в этой сырости крови. Допустим, ему удалось кого-то разыскать. Допустим даже, его не послали по универсальному поисковому месторасположению. Что дальше?! Почему эти долбаные крокры, умудрившиеся вопреки всем законам хронофизики изменить прошлое-будущее, не могли чуть ускорить сей процесс? С начала шестидесятых, срок-то немалый. Спрашивается, неужели пресловутая развилка не могла образоваться хотя бы пять лет назад? Катапультировалась бы Алиса в то время, когда он был еще в состоянии удержаться в седле, влезть в напрочь проржавевшую нынче кольчугу, а главное, поставить всё на карту. А теперь... Да, лихо закручен сюжет... И главное, как жизненно! Что там Булычев писал в "Любимце"? "спонсоры не могут обходиться без людей"... Какой бред! Всего два псевдосапиенса, к тому же в тени, а на первых порах вообще далеко от видимых рычагов власти - и сложнейшая социальная машинерия перестраивается на ходу, не сбавляя оборотов, в четко определеном направлении... Правда, на "Миелофоне" всё это еще когда говорилось почти прямым текстом. Посланники Алисы, "засланцы из будущего" - предупреждали, было дело. И даже год правильно был назван. Фигурировало, правда, два варианта - ну да, инструкции по хронобезопасности предписывают всегда выдвигать равноценное альтернативное объяснение... А ему-то откуда это известно? понятно, откуда - он же один из них; только сумел забыть об этом, списать всё на детские мечты и длящиеся ролевики. Ну так где же те остальные, которые знали куда больше? Тоже ушли на дно? Тогда поздравляю вас, товарищи из несостоявшегося светлого будущего, с кадрами хорошо работать умеете! Или выбирать не из кого было? А скорее, всё гораздо проще: тогда же сразу чрезмерно откровенных, в открытую заявивших о своей "проектности", и повязали. И никто _там_ их безопасность и не думал обеспечивать. Зачем? всё равно они уже мертвецы... Безупречная мораль, ничего не скажешь. Ха! И они хотят, чтобы он в это ввязался - вслепую? ведь неизвестно еще, отличается ли принципиально их "светлое будущее" от того, о котором талдычат Государь и Партия. И в какую сторону... Наташу, конечно, жаль. Очень жаль. Но опять же - разве не понимала она, какой опасности подвергла себя, а главное, ребёнка, приняв тогда решение остаться в этой стране? Умная ведь баба, наверняка же отлично видела с самого начала, что ничего хорошего от этой патриотической почвеннической трепотни ожидать не приходится. Он бы сам выехал без раздумий - так ведь не сложилось. Когда началась заваруха, по толкиенистским и китоврасовским тусовкам брожения пошли, тоже на баррикады призывали горячие головы. Только вот беда - горячие от разного пламени горели. Идейные "демократы" против столь же пламенных "патриотов". А в большинстве своем, разумеется, хромающие на оба колена, "болото", как Ленин говаривал. За харизматическими лидерами следуют, если вообще определились. И вышли вместо баррикад внутренние разборки; но всё равно "левых" в итоге всех пересажали, а сохранявших нейтралитет - через одного. Ему вот повезло. Всего лишь как свидетеля по судам затаскали - тогда процессы ещё долгими были - и дотянули, пока закрылись все шлагбаумы. Так и стал заложником режима. А тебя-то что удерживало?! Продолжала играть Алису? Бегство для тебя, знаковой фигуры, было равносильным предательству? Перед кем? ведь убедилась же, что никому из додыхающих здесь не нужна ни ты, ни твоя героиня, ни твой жертвенный подвиг и героически самоотверженное решение разделить с народом эту чашу. И вообще, собой жертвуй на здоровье - а дочка-то при чем? А теперь истерика... Да, Алисе они пришлись кстати. Не спорю. Хотя что, собственно было бы, не окажись их в Союзе? Алису не приняли бы в больнице за Алесю, развернулось бы всё в худшем случае (а откуда взяться "лучшему"?) по сценарию нашумевшей в своё время "Стукнутой троллейбусом" Rhinoceros'a. После пары месяцев и кубометров аминазинчика через капельницу симулируемая амнезия плавно переходит в настоящую... бредом собственное прошлое покажется в столкновении с суровой и безысходной реальностью. Тем более, какое же "прошлое", если оно даже уже и не будущее, а всего лишь утопия, которой больше не дано осуществиться. Красивая сказка. Ты из нее выпала в другую драму - что ж, не повезло. С твоими-то сверхспособностями этого не понять? Или каких-нибудь более экзотичных "вкусностей" для нее припасли б. Отечественная психиатрия - это такая штука... адреналин в крови повышает только так - похлеще турниров, даже конных. А уж над безвестным, беспамятным и бездокументным ребенком поэкспериментировали бы вовсю под маркой применения новых эффективных методов лечения... Насчет адреналина - шутка, конечно. Сульфазин в четыре точки - и полный сквозь время улёт... Он-то знает: на "Степана Скворцова" побывать довелось. Давно, ещё при демократии. Но это совсем другая история. Потом заторможенную, полуидиотку - в детдом, швейное ПТУ и на панель... серенькая мышка, тонущая в канализации жизненных будней... таких тысячи - пиратам до нее никакого дела не было бы. А теперь в результате Наташиной "помощи" она в их руках. А ты, Влад, выручай. Новая партия пушечного мяса, понимаешь! И вообще, так ей и надо... Машинально взял с полки первую попавшуюся книгу. Том из ПСС Тургенева... выцветшая с годами фиолетовая обложка - почти фуксиевый цвет Наташи в чате... как бесконечно давно это было! Статья "Гамлет и Дон Кихот". Он пролистывал страницы, выхватывал взглядом отдельные абзацы и фразы, продолжая думать о своем - а скорее, просто уходил все дальше и вглубь в предвечное безмолвие, померещившееся Наташе за кариатидами. Зачем читал? Да так, чтобы рука Клантао чувствовалась. Сейчас по законам жанра для концовки нужно процитировать что-нибудь из рок-поэзии рубежа 80-90-хх годов прошлого века. "Доброе утро, последний герой?" Банально, да и не утро вовсе. Сейчас... "Во дворце заката я один, как Бог". Сойдет, пожалуй. . - Гражданка Мурашкевич? Двое в штатском преградили ей путь уже на ступенях вокзала. - Вы бы не могли пройти с нами вон к той машине? - Извините, мой поезд уходит через полчаса. - Это не займет много времени.