Клуб друзей Алисы: Из ненаписанного

Их долгий и необычный разговор завершился именно здесь. В тени густых зарослей к танцплощадке, недавно под веянием времени переименованной в дискотеку, почти впритык примостилось маленькое кафе с претенциозным названием "Молодежное" - впрочем, из других подобного рода заведений в парке оно действительно выделялось относительно стильным по мерке тех лет оформлением. Мягкая обивка, зеркала, драпировка, светильники... сквозь широко распахнутые двери интерьер, казалось, выплескивался наружу, а для них даже из центра зала мерцание зеркал вбирало в себя часть парка и часть города. В прогоне сегодняшнего вечернего репертуара какого-то казенного ВИА наступила долгожданная пауза, слышно было не только непрестанное дребезжание трамваев при повороте на круг, но даже шелест листьев на поднявшемся ветру.

Они были ровесниками на пороге своего тринадцатилетия. Даты их рождения разделял сто один год и три месяца без десяти дней. Мелочь, почти ничто в масштабах Вселенной - масштабах, которые для нее уже не были пугающе огромными, а для него представляли чистую абстракцию, неощутимые в образах ряды цифр, где так легко незаметно ошибиться на пару порядков.

На самом же деле между ними стояла глухая, непроницаемая стена.

Событиям, выпавшим на ее такую еще короткую жизнь, ее опыту, а главное, всему тому, что таилось, угадывалось на дне бездонного взгляда, в котором сейчас среди выпукло-вогнутой пустоты уютного зала и тишины парка он отчетливо видел себя самого ("как препарат под микроскопом!"), по всей видимости, невозможно было уместиться даже на остающемся столетнем отрезке времени. И он - вечный аутсайдер, изгой в школьных компаниях, к двенадцати годам, похоже, четко сформировавший концепцию своего полусонного существования как жизненную идеологию...

А вот вломилась она в размеренный ход его жизни, взорвала его и, как ясно понимал он в накатившем в эти минуты озарении, переломила навсегда. Зачем? Смысла во всей этой истории не наблюдалось решительно никакого.

- Алиса, но почему именно я?

Распахиваться этим глазам, казалось, было уже некуда. Но... довелось ощутить глубину ее изумления - и мороз пронял до костей, так что даже забытое мороженое в вазочках замедлило процесс своего катастрофического таяния. А может быть, это так долго потянулись секунды.

- Ты первый, кто задает такой вопрос.
- Вопрос вполне естественный. Ладно, я понимаю... моя племянница-телеведущая, которая еще не родилась и которая там выручит... выручила тебя в критическую минуту... Но тогда тебе надо прямо к Ирке, зачем же так - в обход? Я ведь, насколько понял, и видеться с ними буду очень редко.
- Ну, во-первых, главная часть твоей миссии в другом...
- То есть при появлении неких признаков (которых, скорее всего, не будет) обнародовать то, что ты мне рассказала?..
- Да. Считай, что ты в резерве. Запасной вариант, как и все вы, впрочем.
- ...еще и в литературной форме... Смешно! Мне за всю жизнь ни одного рассказа не удалось закончить. И сомневаюсь, что через двадцать лет будет по-другому.
- Олег, мне стыдно за ваше время! Хотя... наверное это наш возраст такой. Те, с кем мне уже довелось встретиться, на два-три года младше. Поэтому и воспринимали всё совсем иначе: "Конечно, Алиса, можешь во мне не сомневаться! А когда люди на Марс полетят? а к звездам?"
А я, если хочешь знать, сама комплексую по страшному, - ползущая к переносице морщинка совсем разгладилась. - У меня после той истории фобия перед Машиной времени развилась, два месяца ушло на психотерапию. Представляешь, каково мне было, когда вдруг поставили перед фактом: для успеха операции отправляться в прошлое надо мне самой! Тот же вопрос возник, только, конечно, вслух его не задала... "Временщики всё просчитали, отобрали нужных людей. А уж общаться с ними тебе, Алисочка! вперед без страха и сомненья" Это не на кухне у Игоря Всеволодовича, в двух шагах от Машины, рассказывать, как в прошлый раз, о своих приключениях (а вернувшись, узнавать о себе много нового из того, что он понаписывал). Мотайся в одиночку по всей стране, собирай "посланников"... А ведь пираты где-то здесь, в вашем времени, может быть, совсем рядом! Мы же так и не обнаружили их следов до тех пор, когда я оказалась в начале XXI века, выброшенная по пути домой из Машины прямо под колеса троллейбуса ("Нелегал! в базе данных землян не значится")...
Да, конечно, меня страхует аварийная бригада временщиков, стоит волосу упасть с моей головы - целая когорта с парализаторами в этом зале появится. Ричард понять меня не мог: "Ты ведь таким опасностям подвергалась - а это просто экскурсия, прогулка!" Так ведь труднее всего перешагнуть через то, что внутри...
- Алиса, но ты же действительно много пережила, многое способна понести. А каково мне?
- Нет, ты смотри, сильный пол... Последний нормальный парень на Земле - это мой приятель из эпохи легенд. Потом все измельчали и повырождались. Динозавры в банке!
Знаешь, здесь у вас уже началась работа над центральной частью проекта АЛИСА - съемками телефильма. Ты представить себе не можешь, что навалится на Наташу после его премьеры! И уж не сомневайся: то, от чего ты сейчас скулишь, ни в какое сравнение с этим не идет. Она, бедняжка, впрочем, и сама этого не подозревает - а с ней, в отличие от вас, играют "втемную". Но ведь такой успех и не запрограммирован! Он зависит от нее самой, от ее самоотдачи, от искренности прожитых перед камерой съемочных часов, от глубины ее проникновения в мой образ, полноты переживания меня - своей праправнучки. Нам нужен был просто фильм - чтобы повысить "алисовый" фон, обеспечить встречу двух людей... ну, и кое-чей характер укрепить перед грядущими испытаниями. Шедевр вы создадите сами.

Алиса наконец позволила себе уделить внимание безнадежно растаявшему мороженому. Двое парней лет по семнадцать, примостившись за соседним столиком, громко спорили о чем-то, перебивая друг друга - их резонирующие голоса вырывались наружу, заглушая вновь ожившую музыкой танцплощадку, но уяснить предмет их оживленной дискуссии возможным никак не представлялось; со стороны это больше всего походило на состязание в употребление максимального количества однокоренных ненормативных лексем на единицу речи - причем присутствие девочки лишь подстегивало их спортивный азарт. Олега коробил, как приступ зубной боли, каждый очередной образчик широких возможностей русского словообразования, Алису же потоки грязи обтекали, не оставляя ни единого пятнышка: в ее чистоте, казалось, не было ничего, за что б они могли зацепиться. Рыжий котенок в глубине за стойкой ловил лапкой что-то невидимое, смешно падал спиной со стула и вновь карабкался на него, впиваясь в обшивку и повисая на ней с искаженной гримасой.

- Ты меня не так поняла, - он пытался найти оправдание уже не перед ней, не перед этими двумя кусками небосвода, вернее, двумя целыми, которые затягивало теперь подозрительно серыми нависающими облаками. Доказать самому себе, что ты ни на что не годен, вопреки всем уверениям этих из будущего, которым, дескать, "лучше знать", уйти в ни к чему не обязывающую спячку, которую на склоне лет без зазрения совести сможешь назвать прожитой жизнью - так мол сложилось... нет, в том-то и дело, что уже не сможешь. - Я боюсь не оправдать доверия, подставить вас. Я не отказываюсь, нет... но вы меня, наверное, переоцениваете... Или просто с кем-то путаете.
- Ой, и трудно нам с тобой! - протянула Алиса с грустной улыбкой. - Цитата. Надо будет и в фильм вставить обязательно. Будешь слышать и знать: она посвящена именно тебе.

Знаешь, Олежка, чем сложнее сделать выбор, тем более он ценен и весом. И то, что другие ребята не колебались и не рефлектировали, еще не значит, что ты хуже. Полагаю, что и не лучше... просто ты это ты.

Смех, давно уже таившийся в уголках ее тонких губ, неожиданно зазвенел так раскатисто и вместе с тем мягко, что даже соседи ненадолго притихли, а затем резко понизили голоса на полтона.
- А проще всего было с тем малышом, с которым я поговорила сегодня утром, - выражение ее лица изменилось, как всегда, мгновенно и неуловимо, но теперь с него бесследно улетучилась печать неприступности, превосходства, которое, несмотря на все ее старания быть на равных, сквозило до сих пор в каждом ее взгляде и в каждом жесте. Перед Олегом сидела совсем "земная" девчонка, неожиданно близкая и родная, с милыми ямочками на щеках, с подкупающе трогательной беззащитностью, нуждающаяся в помощи и поддержке. А может быть, она такая и есть - настоящая? Просто сейчас тяжесть возложенной на нее миссии делало ее жестче и собраннее... или всё дело в ореоле, который он сам создал вокруг нее, пытаясь увильнуть, находя все новые и новые аргументы для своего "почему я?"

- Я его чем-то развеселила... он так заразительно смеялся и так тянулся ко мне... и самой было очень легко и радостно - впервые за все время здесь... Он должен вырасти очень талантливым художником, и по расчетам этих юмористов-временщиков мой образ запечатлится в его памяти, станет глубинным источником вдохновения. И со временем он воплотит его в своих рисунках. "Настоящую" Алису, а не "булычевскую". Но даже он - понимаешь? - стоит перед выбором. Может и не стать, может и не воплотить. Может быть, растратит заложенное, пойдет по пути наименьшего сопротивления. На самом деле ничего не запрограммировано и не предопределено.
- Алис, но если так, если я... и все мы можем подкачать... Получается, твой мир и твое существование в нем по-прежнему под угрозой?
- Этот год - последний, из которого я еще могу вернуться домой без смещения по измененной ветке истории... без очередной встречи с троллейбусом или чем похлеще. Поэтому и общаюсь с вами именно я и именно в этом возрасте - позже нельзя. Перемещения в этот отрезок времени будут законсервированы, по крайней мере, из нашей эпохи. Так что в настоящий момент я ничем не рискую. Со мной ведь, - улыбнулась, - "ничего не случится", разве не знаешь?
- Да я вообще о тебе мало знаю. Только две книжки читал... ну, и этот новый мультфильм, конечно.
- Это не важно. Строго говоря, вы уже не являетесь моим прошлым. В моем реальном прошлом до одиннадцати лет существовал единственный сборник рассказов Кира Булычева об Алисе из двадцать первого века, а Наташа Гусева в 1982 году жила уже в Минске, а не в Москве. Поэтому речь сейчас не о нас - о вас. Станет ли мой мир вашим будущим или то, что готовят вам они.
Глазам Олега вдруг ясно представилась развилка двух дорог. Но не судьбы земной цивилизации, беспокоившие Алису, лежали сейчас на чашах весов. Его волновал тот же вопрос, который не в последнюю очередь занимал и окопавшихся где-то в его времени космических пиратов: родится ли в его будущем в конце двадцать первого века Алиса Селезнёва... А имеет ли смысл, имеет ли право на существование будущее, где не будет Её?

- И всё-таки, Алиса, я не понимаю одного - к чему такая сложность. Ну, насчет того, что "в обход". Игорь Всеволодович - "ваш человек в прошлом", писатель, координатор проекта АЛИСА и прочая... Отчего бы не рассказать всё ему?
- О тех событиях, которые предстоят ему самому?! Как ты себе это мыслишь? Свою часть истории я поведала ему еще в прошлый раз. А то, что известно тебе и другим... И потом, у каждого свое бремя. Сверх сил ни на кого не возлагаем.
- Хорошо, а как это всё технически будет выглядеть? Совершенно себе этого не представляю. Машину времени еще могу вообразить и осмыслить, а этот вот "интернет"...
- Самый обыкновенный интернет, слабый отдаленный прообраз Галактического информатория. Да он уже, можно сказать, существует в зародыше. Скоро сам все увидишь. Поверь, время пролетит незаметно. Там и встретитесь, там и будете узнавать друг друга среди прочих тусовщиков - по намекам, по интонации. И вместе сообразно ситуации определитесь, как действовать дальше. Может быть, все пойдет гладко, и ваше участие в проекте окажется ненужным. Но если... тогда других людей там у нас не будет, все зависит только от вас.

- И все-таки у меня остается вопрос. Сейчас... попробую сформулировать. Хотя даже не знаю, стоит ли его задавать...
- "Как ты прыгала через забор?"
- Что? Какой забор?
- Да так, из воспоминаний о будущем. Это Наташу будут таким вопросом доставать... Говори, чего уж там. Тебя ведь явно не полеты на Марс сейчас интересуют.
- Разумеется. Видишь ли, Алиса, может быть, я и произвожу впечатление наивного пацана, но мне никак не отделаться от мысли, что ты не договариваешь всего до конца. Вот и Булычев не знает, что ему суждено стать на старости лет непосредственным участником событий... А я? неужели лучше меня никто не выполнит ваших инструкций? Здесь что-то не так. По каким критериям отобрали именно нас? Я уже не спрашиваю "почему я" - просто пытаюсь понять. Ведь по сути ты рассказала мне только начало. А может быть, не только племяннице, а и мне самому доведется принять в этом участие?... Я, собственно, хотел бы знать лишь одно: виделись ли мы там, в моем будущем - твоем прошлом? я, в сорок лет, с одиннадцатилетней тобою? Понимаю, что ты ничего не расскажешь... и все-таки... просто скажи "нет", если нет...

Это не любопытство, Алиса! Ты сейчас уйдешь, ты поставишь в своем блокноте очередную галочку. Вереница дней, месяцев, лет потянется с нашей встречи как новой точки отсчета. И все эти годы я буду жить надеждой еще раз, хотя бы на несколько минут увидеть твою глаза и твою улыбку, а может быть и подставить тебе свое плечо. Так убей ее сразу, отруби крылья и голову, чтобы и не трепыхалась, чтобы не прожгли насквозь муки разочарования, когда окажется, что я посвятил свою жизнь погоне за иллюзией... а ведь все равно посвящу... все равно до последнего буду надеяться на чудо. Ради чего еще идти в завтрашний день, если не для встречи с тобой?

Ее лицо стало вновь необычайно серьезным, но не отчуждающе: взгляд излучал тепло сочувствия и понимания, а вместе с тем - боль от того, что возможности твои не безграничны и при всем желании помочь ничем не удастся.

- И ты туда же... В одной моей любимой книжке есть замечательные слова: "Я рассказываю каждому только его историю". Да, иногда это звучит жестоко. Мне и самой кажется, что меня послали с дальним прицелом, что-то скрывают. Какое-то приключение в будущем явно назревает. Мы ведь тоже для кого-то - прошлое. И нас тоже иногда посещают. А потом, ты все забываешь, что нет никаких гарантий моего аварийного катапультирования в начале следующего века именно в вашей ветке истории. В конце концов, это тоже зависит от вас, как и многое другое. Так что если я и виделась с тобой, это никак не гарантирует того, что ты увидишься со мной. Таковы уж парадоксы времени...

Ненадолго установилось молчание - оно уже не могло не быть гнетущим. И под его прессом с уст Олега сорвался уже не вопрос, а вопль истерзанной души:

- Алиса, в чем твой секрет? Может быть, обаяние твоих неземных глаз - обычный гипноз? и ты просто парализуешь нашу волю, влечешь к себе ради ваших целей, как удав кроликов... хотя нет, сами летим, как насекомые на свет, и сгораем в огне поядающем. Почему в тебя нельзя не влюбиться - и это при всей твоей "крутизне", при том, что рядом с тобой не получится расслабиться до бесхребетности, не получится уйти от себя под прицелом твоего взгляда? Человек ли ты вообще, Алиса? Или...
- Я самая обыкновенная. Не понимаю, почему многие - действительно, многие! - этого не видят. Просто так уж вышло, что именно во мне вам довелось увидеть самих себя - таких, какими вы можете и должны быть, таких, какими задумывались.
Глаза собеседницы как-то странно заблестели; он долго не мог понять сути очередной происшедшей с ними перемены - и вдруг со смущением и удивлением увидел, что по светлым пушистым ресницам вот-вот скатится слеза, удерживаемая лишь чрезвычайным усилием ее воли.
- А это, Олежка, куда тяжелее, чем твой груз или даже Наташин. И, говоря совсем уж откровенно, именно из-за него мне стоило таких усилий сюда отправиться. Страшно оказаться не на высоте, страшно в своей слабости и ошибках, от которых я нисколько не застрахована, создать у вас превратное представление о своем времени и ваших собственных рубежах, нарваться на искры разочарования в глазах собеседника. Страшно и больно... Но кроме меня это выполнить некому. Ecce ancilla Domini - fiat mihi secundum verbum tuum, - произнесла она неожиданно нараспев с уже совсем сухими глазами.

Секунды вновь поползли мучительной тишиной, за которую теперь, однако, хотелось вцепиться мертвой хваткой. Все сказано, время разговоров прошло, наступает пора действовать. Сейчас она встанет и уйдет.

И действительно, встала. И ушла. Он оставался в ступоре, даже не разобрал как следует ее прощальных слов - то ли "ну, я пойду", то ли "ну, мне пора" (это еще не было узнаваемой цитатой, заставляющей вздрагивать и озираться). Ожидал или "прощай", или "до свиданья", чтоб хотя бы косвенно получить ответ, - наивный! разве можно переиграть Алису? Добавила еще: "Не провожай, угу?", - как будто он был сейчас в состоянии это сделать...

Он вспоминал, как шли они сюда от главной аллеи наискосок, срезая угол, через площадку с газетными витринами вокруг клумбы, где он раньше так любил подолгу бродить, читая свежую прессу, как забавно вздымались под ее ногами ворохи прошлогодних листьев и хвои... ее почему-то обули в какие-то огромные уродливые кроссовки, очевидно, не найдя для ее размера и их времени ничего более подходящего, но даже в них она была сама элегантность... Путь этот он осмелится повторить лишь через десять лет (газетных витрин уже не будет), а тогда... тогда оказалось нелегко просто встать и выйти из кафе, идти одному по гудящим улицам летнего города - нет, не одному, а в лучшем случае половине... То, что навсегда стало твоей частью - и едва ли не большей! - ушло. И тоже навсегда.

Свой лимонад Алиса едва пригубила. У него возникло жгучее желание допить его, ощутить на краю стакана ее дыхание, влажность ее губ, впиться в стекло и тянуть в себя приторную влагу с плавающими крошками цитрусовой корки, тянуть медленно, сквозь зубы, оттягивая неминуемое, соединяя еще на мгновения обрывки тонкой нити, связывавшей их сквозь пространство и время.

Не допил. Не решился.

Потом долго жалел.

А спустя три года, когда с телеэкранов вспыхнут голубые глаза, когда будут пустеть улицы, а из каждой ячейки каменных сотов зазвучит одна и та же мелодия и - в абсолютной тишине, разрываемой унисонными сердцебиениями, - тихий, слегка хрипловатый, немного мальчишечий голос; когда миллионы подростков будут засыпать со словами "Алиса... Наташа...", - ему, как и остальным несчастно-избранным (а сколько их на самом деле? десятки, сотни?) эти глаза, этот голос, эта улыбка и жесты скажут гораздо больше... но именно в этой узнаваемости разочаруют своей, как казалось, бесконечной далекостью от первообраза, до которого и оставалось-то всего несколько поколений. Как знать, не будь этой встречи, не пополнил бы и он армию ночующих на коврике под дверью одной московской квартиры... хотя с его флегматичностью до этого коврика еще надо было добраться...
И эта радостная боль, окутывающая его при каждой новой встрече на экране, ощущение чуда, которое прошло совсем рядом - и все же прошло, не коснулось, каждый раз оставляли неизгладимую горечь неполноты, но вместе с тем и надежду... Он уже не мечтал о том, чтобы встретить Алису при ее все еще отдаленном посещении, - лишь бы только этому посещению состояться вообще... ведь будущее - это чистые страницы, писать которые предстоит ему. И ради того, чтобы еще раз на несколько недель оказаться с Алисой в одном пространстве-времени, дышать тем же воздухом, что и она, а затем остаток дней провести в спокойной уверенности, что все стало на свои места, что каждый год приближает его к Ее рождению и отблагодарить ее за переживание такого блаженства можно лишь одним: максимально наполнив этот год своим трудом и самоотдачей для нее и для будущего, - ради этого стоило с терпением проходить предлежащее поприще. И он, скрипя зубами, приложит все усилия для того, чтобы ее мир стал его будущим.

Или не приложит. Ведь ничто не предопределено и не запрограммировано.

Ecce ancilla Domini... Чьи это слова? кто это сказал?

"Я знал одну женщину - она всегда выходила в окно". Впрочем, до этой песни оставалось почти десять лет.

Харьков, 1982-1992-2002

Дизайн и вёрстка - координатор
19 мая 2003 г.